Ну что тут сказать. от нечего делать, написала полный бред. Рассказ которым яне то чтобы недовольна, а просто призираю.
Написать и стереть и не более. Это потому что вдохновления нет никакого. Но решила написать без вдохновления и посмотреть
что из этого выйдит. писала дня 3, муза так и не пришла, и вот что вышло. На самом деле не узнаю стиль своего письма.
Это по сравнению с тем, что было с Ра на меге, какие-то кривые палки, ржавые железки и т.д. В общем - вот.
Часть I
Наркотик: Б.О.Л.Ь.Познакомились мы при весьма странных обстоятельствах и едва ли это можно назвать знакомством. Произошло это 2 года назад, да, ровно два года назад, прошлой поздней весной. В тот день я решил прокатиться по окрестностям этого пыльного не слишком большого города, в котором я живу. Город всего в 600 тысяч жителей, но порой кажется бесконечно большим, холодным им, злым. Так и в тот день, я просто устал от него, сел за руль своего автомобиля и поехал. Я не решил куда надлежит мой путь, но руки неосознанно крутили руль к тому озеру, у которого я гулял не раз. Озеро, распростертое по земле – кристальное око, чистой стеклянной воды, цвета небес, с бегущими по нему облаками. Я любил его, очень любил, этот лоскуток почти дикой природа, окутывал меня своей чистотой, расслабляющей атмосферой, и каждый раз бывая у него я замечал что-то новое. Так было странно открывать для себя невиданные вещи в тех местах, по которым я проходил множество раз до этого. Природа словно играла со мной в прятки, и во время каждого нового моего визита к ней в гости, награждала меня маленькой находкой. В тот день я сидел на берегу озера, глядя в его глубь, оно не сразу пустило меня в свои тайны, по началу все пыталось прикрыться расстилающимся небосклоном, но потом будто привыкло ко мне, сдалось, и мои глаза устремились прямо в его глубины. Серые камушки, покрытые шелковистой зеленью, разноцветные рыбки, улитки. Все это заворожило мой взгляд, но вдруг вода колыхнулась, что-то испугало ее и она закрылась от моего взгляда, снова прикрывшись немного потемневшим небом. Вот тогда я и заметил что-то странное в зеркальном отражение с поверхности озера, заметил то, чего раньше не было в нем. Что-то серое, то что не принадлежит природе, оно не было живого цвета. «Стена?» - подумал я с удивлением, ведь не раз обходил вокруг этого кристального ока, порожденного самой землей, и двинулся туда. Это был дом, небольшой, заброшенный дом. По крайне мере не выглядел он обитаемым, хотя когда я вошел в него, то приметил, что мебель вся на своих местах, только уж очень пыльная, знаете, все такое, как в дешевых американских фильмах, про резню, рассчитанных на шестнадцатилетнюю публику. В таких фильмах обычно компания подростков куда-то тусоваться едет, где-то останавливается, а потом их одних за другими начинают убивать, а выжившие в место того чтобы спасаться, пытаются спасти мертвых, в итоге не выживает никто. Так и это местечко, точно такое же как из тех дешевых фильмов, только существующее в реальной жизни, но разворачиваться и уходить совсем не хотелось, чертово любопытство всегда надо мной брало вверх. Обследовав первый этаж, я приступил ко второму, но там ничего интересного тоже не обнаружилось, кроме лестницы на чердак. Знаете, в таких фильмах обычно на чердаках храниться все самое интересное, например старые фотографии, старинные книги и различные другие вещи, которые в наше время можно посчитать антикварными. Лестница была неотшлифована, очень осторожно перебираясь руками, чтобы не вогнать лишних заноз, я открыл чердачный люк. На меня повеяло холодом и влажностью, подняв глаза, я увидел летающую в воздухе пыль и вдруг услышал какой-то звук, словно чей-то стон. Затих, прислушался, подумал что это лишь игра моего воображения, как звук снова повторился. В следующий миг, когда я поднялся еще выше, чтобы видеть что там, в этих чердачных потемках, я просто онемел. «Это ведь не может быть настоящим, ведь так?», эта единственная мысль, которая родилась в голове через хорошую минуту, когда я вышел из оцепенения. Сегодня мое озеро решило меня крайне удивить. А увидел я следующее: под наклоном крыши, в дальнем углу чердака, лежал абсолютно голый парень, на этом пыльном полу. Все тело его было связано, а сам он за руки плотно привязан к столбу, который подпирал крышу, на теле даже из далека виднелись оттеки, синяки, следы крови, затягивающиеся разрезы, шрамы. Возле него, как собаке была поставлена миска с чем-то отдаленно напоминающем остатки еды, над которыми возился рой мух. В следующий миг до меня дошло, что запах который почувствовал я, как только открыл чердак, не запах плесени и сырости, это смрад начинающего разлагаться тела. Это тело сидело совсем недалеко, на деревянном стуле, возле него валялся почерневший кусок пиццы. По всей видимости это был его заточитель, серийный маньяк-убийца, о котором уже который месяц галдят каждые вечерние новости. Диагноз смерти установить не было сложно – подавился куском пиццы. Да, крайне нелепая смерть, особенно если учесть то, что ты сейчас развлекался играми над своей жертвой. Но что уж тут поделать. Это жизнь. Окончательно привыкнув к темноте, я забрался наверх, взял нож, который был на ремне трупа и разрезал веревки на парне, развязал ту грязную тряпку, которой был заткнут его рот и хотел вызвать скорою, но он остановил меня. Что-то подобное слову «Не надо», раздалось с его губ, полу хрипом, полу шепотом. Да, наверное и действительно не надо, мне бы тоже не хотелось бы, чтобы кто-то видел меня в таком ужасном состояние. Ведь потом кроме лечения и допросы будут и показания надо будит давать, а кому приятно рассказывать как его насиловали и не раз?
читать дальше- И что ж мне с тобой делать? Ладно, кажется выбора у меня нет. Я помогу тебе. Только веди себя послушно, а то мне придется тебя передать в руки скорой.
Сняв с себя кофту, я надел ее на его грязное, измученное тело. Поднял, как я спускал его с чердака, я лучше это пропущу, вовсе не было это легко, а дальше, когда мы вышли из этого странного дома, который тут же за нашими спинами скрылся где-то в ветвях деревьев, я потащил его к машине. Он честно пытался идти из последних сил. Накинув на него плед, посадил на заднее сиденье и мы поехали. Дорога заняла хороших 40 минут, но он продержался молодцом, не уснул, не впал в бессознательное состояние, не потерял тупо сознание, как любят делать пассивные герои яойных манг. Сказать честно, это отвратительно. Гей ты или не гей, ты все равно остаешься мужиком, и терять сознание это омерзительно. Даже девчонки на такую глупость не способны. Попищат, попищат и успакоятся, может еще ручками потрясут, а не будут падать замертво. Мол словите меня, я сейчас долбанусь головой об пол. Мол позаботьтесь обо мне, а то сейчас умру. Ну и сдыхай – сука, мне похуй, только не раздражай меня пожалуйста своим обморочным состоянием. Он наоборот, все это время наблюдал за дорогой, изучал каждый километр пути. Я подогнал машину прямо к подъезду своей пятиэтажки.
- Так, значит сейчас сделаем так. Я поднимусь наверх и открою дверь, чтобы потом не ковыряться с ключами в подъезде. Сам понимаешь, не стоит привлекать внимание соседей. Ты тем временем ждешь меня здесь, дальше я прихожу и забираю тебя и мы все делаем по-быстрому. Так что пока ждешь меня, собери все свои последние силы, потому что нам на четвертый этаж подниматься и это надо сделать очень, просто очень по-быстрому. Ты понял?
Он кивнул и я приступил к осуществлению моего только что родившегося плана. Все прошло просто идеально. Ему действительно удалось собрать все свои силы и несмотря на то что мне пришлось его придерживать, а он почти висел намоем теле, мы буквально бегом поднялись наверх за неполную минуту. В коридоре моей двухкомнатной квартиры, он так и осел, медленно спустившись по стенке вниз. Однозначно, последние его силы остались где-то там, в подъезде этого дома. Дальше была ванна, мне пришлось потрудиться изрядно. К моему удивлению волосы парня оказались очень светлыми, цвета сливочного масла, тонкими прядками касающимися его щек, а голубые глаза… они были цвета того озера, в грозовое утро, глазами, говорящими «еще не сломан, вам меня не сломать». Дальше последовала обработка ран. А когда я его уложил спать, осталось лишь закурить сигарету, на маленькой кухне моего муравейника, в котором мне принадлежало всего две комнаты. В соседней комнате лежал совсем мне не знакомый парень, даже имени которого я не знаю. А все начиналось как обычно: утро, большой город, скука. Зачем только я притащил его сюда? Но разве у меня был иной выбор? …
* * *
Понадобился хороший месяц, чтобы его раны полностью затянулись, оттеки прошли, и головокружения перестали повторяться раз за разом. Но все то что произошло осталось отпечатком многочисленных шрамов на его светлой белой коже. Рубцы, многочисленные рубцы, которые скрывала только одежда, рубцы, которые не пройдут, не сойдут, не отмоются. За этот месяц я к нему сильно привязался, а потом и вовсе поймал себя на мысли, что это вовсе не дружеская привязанность, это более чем просто симпатия. Что меня в нем привлекло я не знаю, но это явно не было вызвано чувством жалости, и моей заботой о нем. Возможно это были его белые сливочные волосы, может быть шрамы на его коже, но скорей всего это были его глаза, говорящие «А вам меня не сломать, не сломать и не убить. Я буду жить, на зло всем вам я не собираюсь подыхать». Да, те самые глаза, цвета озерной воды, после только что прошедшей утренней грозы. В них была какая-то необыкновенно сильная, непонятная моему уму жизненная сила, и она была на столько мощной, что мне кружилась от нее голова даже при малейшей попытке хоть мельком в нее окунуться. Я хотел быть к нему ближе, я хотел познать его, ведь хоть прошел целый месяц, я все по-прежнему знал только его имя. Нико, так его звали. И это имя подходило к нему. К его белым волосам, к серости его глаз. Имя заканчивающееся на букву О, на такой продолжительный звук, после которого всегда следует многозначительная таинственная пауза, такая же как и он сам. Потом пошел второй месяц, мы стали часто выходить из дома, гулять летними теплыми вечерами. Он не предпочитал выходить днями, толи шрамов своих стыдился, которые не скрывали летние майки, толи просто не был к этому готов, я не спрашивал, я просто наслаждался нашими ночными прогулками, впитывая каждое прошедшее с ним мгновение в себя. А в одну из таких прогулок, он неожиданно остановился, я повернулся к нему, а он поцеловал меня. А потом засмеялся и пошел вперед. Я был счастлив, после того все стало как-то иначе, между нами стали развиваться отношения. Я окутал его своей нежностью, стараясь чтобы каждое мое прикосновение к его телу было подобно шелковому платью, спадающему по обнаженному женскому телу. Даря ему нежные поцелуи, подобные касанию крылышек бабочек, нежных человеческих губ. И в подобном райю мы провели еще один месяц, не заметив как мир, окружающий нас окутала осень. Но рай не может быть вечным. Рай это всего лишь иллюзия счастья. Ведь так? 17-ого сентября стало днем, расколовшим стеклянную реальность. В вечер того дня я услышал оглушительный смех Нико, что-то в нем мне сразу показалось не так. А потом толчок в дверь, она распахнулась, а он ворвался в комнату, заливаясь истерическим хохотом.
- Ха, смотри, смотри, ты видишь? Тебе нравиться? Это для тебя!
Он держал распростертыми вперед свои руки, истекающие кровью. И смеялся, смеялся, как ненормальный. А эти глаза… Они затвердели, словно стекло, словно кричали «Я же говорил что не сломаете! Нравиться? Это все вам, потому что, суки, я БУДУ жить!». Я подскочил, пытаясь его остановить, перевязать его руки, но он лишь оттолкнул меня, и закричал во весь голос.
- Слабак, трахни меня наконец же, меня тошнит от твоей нежности, понимаешь? Трахни меня жестко, не будь слабаком!
- Нико… Что ты делаешь?
Не добившись своего он ушел в свою комнату, оскорбляя меня различными словами. После этого вечера все перевернулось с ног наголову. Я перестал узнавать Нико. Мы с ним перестали нормально говорить, он словно сошел с ума, постоянно кричал, уходил из дома когда ему вздумается, приходил толи под алкоголем толи под дозой, снова кричал, бил недопитые бутылки, бросая их об стены. Через два месяца, когда я пришел с работы, в моей же собственной квартире, какой-то мускулистый парень, на нашем кухонном столе, как собака отделывал Нико, а он лишь смеялся, кричал «давай, еще, еще, глубже!».
- Ну что ты там стоишь, присоединяйся! Разве не этого ты хочешь? В моей растянутой заднице и для твоего члена местечко найдется.
Глаза его горели сумасшедшим блеском. Я не знал что делать, это было больно, очень больно видеть как тот, кого ты любишь, прогрессивно сходит громко с ума. Я ушел, просто взял ключи от автомобиля, и ушел. Знаете, тогда я впервые за многие годы своей жизни заплакал, стоя подняв свое лицо к ночному небу, чувствуя, как по щекам, перемешавшись со слезами, стекают соленоватые капли дождя. Плакал я тогда не только от обиды, по большей части это были слезы от безысходности. Я не знал что мне делать, я понимал что должен ему помочь, но как вылечить его зависимость от боли? Я не мог сломать себя, и начать издеваться над его телом, я считал, что это неправильно, так не должно быть, должен быть другой выход, которого я не вижу. В ту ночь я его так и не нашел, не нашел и в последующую, и в ночь после нее. Поведение Нико с каждым днем становилось все отвратительнее и отвратительнее. А еще через месяц - он покончил с собой. Я нашел его дома, у кровати в моей комнате, у той самой кровати, на которой мы когда-то счастливо вместе проводили наши ночи. Просто тело, тело и больше ничего. Ни предсмертной записки, ни смс на телефоне. Он оставил после себя лишь вопросы и ни одного ответа. Врачи после экспертизы обнаружили в его крови множество различных медицинских препаратов. Диагноз прост – передозировка. Вот и все, что я знал. Мой многократный вопрос «зачем?» теперь лишь разбивался, о холодные стены двухкомнатной квартиры. Но возможно я смогу найти ответ на этот вопрос, которые Нико оставил за собой. Мы были знакомы всего пол года, но он переменил всю мою жизнь, он был самым ярким пятном в моей жизни, и после того как его не стало, стало казаться что до этого я вовсе и не жил, и после этого тоже не смогу жить. Реальность монотонна, она сера, а он был словно факелом сжигающим эту густую тьму вокруг себя. Только факелы долго не горят, они сгорают, они тухнут. Вот пришло и его время, возможно и нет ответа на вопрос – почему он это совершил – потому что ответ слишком прост, чтобы считаться ответом, он просто исчерпал всю свою жизненную силу, которой были переполнены его глаза. Знаете, это как звезды. Самые яркие, умирают быстро, потому что они горят самым ярким пламенем, стараясь понравиться нам. А невзрачные, тусклые, почти незаметные, будут веками смотреть на нас, с бездонной пустоты, черного неба.